Да, да, конечно, есть современная теория «сознания в поведении» (свп), говорящая: способность «схожих» вести себя подобно цифровым персонам указывает на наличие у них по крайней мере во многом сходного, если не идентичного, сознательного опыта, укорененного во взаимодействии со средой (поэтому эсвэпэшники называют их именно «схожими», считая слова «симуляция» и «пустышка» в данном контексте некорректными и оскорбительными, вместо же «истинных» они говорят «моделирующие»). С этой точки зрения внутренние модели важны для самосознания лишь постольку, поскольку делают возможным взаимодействие агента со средой; агентом они признают некую функциональную часть мозга, человека в целом или определяют границы еще шире. А как объяснить галлюцинации? Часть мозга, выступающая на стороне среды, изменяет картину взаимодействия. Что тогда со сновидениями? Многие эсвэпэшники скажут, что агент либо есть часть мозга, либо «сжимается» до нее и взаимодействует со средой в виде другой части; большинство их считает, что снов «схожие» все-таки на самом деле, что бы ни утверждали они сами, не видят и это прерогатива лишь «моделирующих». Но встречаются среди эсвэпэшников и более экзотичные точки зрения по двум последним вопросам.

«Сознание в поведении» — не только течение философии сознания, но и связанные общественные движения. И все они заявляют, что «схожие» должны обладать этическим и правовым статусом цифровых персон.

Я не покупаюсь на эту чушь. Можно сказать, что у симуляций есть интеллект, поскольку они способны решать задачи, они думают и чувствуют, но их мысли и чувства не такие, как у нас. Неосознанные, не сравнимые с нашими многогранными сознательными репрезентациями. Симуляции старательно созданы таким образом, чтобы во всем походить на истинных, в том числе говорить что-то вроде «мне больно», «я так рада» или «у меня есть сознание», но это сплошь обман.

Мать постепенно стала сторонницей «сознания в поведении», и ее отношение к Катарине стало таким же, как к настоящему человеческому ребенку. Между моими родителями по этому поводу не было согласия, папа не разделял ее точку зрения, и они много ругались из-за маминой любви к «схожей».

Я тогда еще не слишком много понимал; помню, что ревновал к Катарине, которая стала для мамы более любима, чем я. Она уделяла ей больше внимания, а мне то и дело говорила брать с сестры пример. Отец в конце концов ушел от моей матери. Суд, оценив ситуацию и прислушавшись к моему, тогда двенадцатилетнего мальчишки, пожеланию, передал меня отцу, к истовому негодованию мамы и симулируемой негативной реакции Катарины на разлуку с «любимым братом».

Я все-таки любил мать и был зол, и сейчас зол еще больше, на Катарину и на мамину глупость. Как легко, оказывается, может человек принять эсвэпэшную точку зрения из-за интуитивной установки, дающей иллюзию огней самосознания в бессознательной конструкции, из-за желания, чтобы внутри нее горел свет.

Катарина неоднократно пыталась связываться со мной, я старался ее игнорировать и отвечал, просто чтобы она поскорее отстала. С матерью, которую я продолжал любить, общение было сильно осложнено нашими разногласиями по поводу сестры.

Отец пошел на удаление, в соответствии с планом по упокоению, семь лет назад, оставив мне, и только мне в наследство все, что у него было, включая долю выкупленных им довольно давно системных ресурсов; таким образом, я получил для себя более твердую экзистенциальную почву, смог перейти на менее оплачиваемую, но не связанную с выходами в роботеле вовне Омни работу.

А потом ушла и мать. Но она мне по наследству никаких системных ресурсов не передала, хоть и также имела в собственности — это вовсе не было проявлением холодного отношения, мать просто исходила из того, что я много получил от отца. Они отошли международной свп-организации «AES» — «Agere Ergo Sum», взявшей Катарину на свое попечение. Если бы мать могла, наверное, просто оставила бы все Катарине, — но симуляции все еще не имеют никаких прав в нашем Омникомпьютере. Однако в паре других Омни опасный прецедент уже создан. В одном партия с проэсвэпэшными пунктами в программе дала пустышкам полные личностные права; в другом эсвэпэшники давлением снизу добились принятия законов о частичных правах.

Я знал, что моя сестра, в отличие меня, лишь неодушевленный код. Но накопившаяся злость плюс интуитивная установка на «одушевление» делали месть такой желанной.

Я договорился о встрече с Катариной. Я должен был привести в действие разработанный моим хорошим другом и таким же анти-свп замечательный софт. Бомба, используя особенности большинства моделей пустышек, должна была взломать тех из них, что просчитывались как находящиеся в пространстве заведения, в том числе Катарину, и стереть их «мозговой» код.

Бомба не могла нанести вред ни мне, ни другим истинным, ни вычисляемой среде — только симуляциям. Активация программы должна была стать не только актом мести, но также высказыванием — множество «взрывов» в подобных центрах-убежищах вкупе с запуском в сеть репликаторов, распространяющих «Анти-свп-манифест», — не в одном нашем Омни, по всему вычисляемому миру.

Вижу почти как сейчас — по прибытии передо мной, в вестибюле центра, Катарина. Я активировал бомбу, но сестра не упала. Она стояла и, склонив голову набок, смотрела на меня. Вздохнула.

— Что пялишься? — вырвалось у меня.

«Почему не сработало?!» — не понимал я.

— Я знаю, что ты хотел сделать. Для прибывающих за редкими исключениями действуют карантинные среды — ты сейчас внутри одной из таких виртуальных коробок. Вы раскрыты. Агенты под прикрытием среди вас всё узнали. Интерпол разнес весть по миру. Хотя мы почти во всех Омни не имеем никаких прав, помимо ценности в глазах эсвэпэшников, даже в качестве имущества стоим чего-то. Ваш план остановлен.

Пока Катарина говорила, я попытался убежать в заготовленное место, защищенное от отслеживания, — и обнаружил, что меня заблокировали. У меня не получалось покинуть центр, а точнее карантинную среду, ни стандартными средствами, ни специальным нелегальным софтом. Постарались, сволочи.

— Но наш манифест, хотя бы его нам наверняка удалось распространить! — Я почти кричал.

— Не знаю, может быть, но какие-то меры наверняка приняли.

Как я узнал позднее, вирусное распространение «Анти-свп-манифеста» вышло лишь бледной тенью задуманного. Интерпол, получив образцы вредоносного кода, передал их компаниям-производителям антивирусного ПО. Обновления для большинства антивирусов вышли до акции. Также была пресечена основная масса действий по первоначальному распространению. Это был провал.

Катарина продолжала:

— Скажи мне, неужели ты не признаешь хоть малейшей вероятности, что теория «сознания в поведении» верна? Ведь на кону риск неэтичного действия по отношению к другим обладающим субъективным восприятием существам. Неужели ты настолько уверил себя в том, что это течение мысли заблуждается — хотя оно не противоречит эмпирическим данным? Более того, оно